Мы — солдаты своей страны

Мы — солдаты своей страны

Накануне этой памятной даты, запомнившейся многим  как день вывода Советских войск из Афганистана, довелось прочитать в интернете интереснейшую статью, пролившую бальзам на душу. Бывший офицер разведки морской пехоты США Скот Риттер пишет, что война с Россией приведёт к полному разгрому армии США. В числе других, серьёзной причиной поражения армии США, по мнению военного, послужит то, что американские солдаты привыкли воевать в комфортных условиях, чтоб раненых немедленно эвакуировали с поля боя в госпиталь и обед — по расписанию. Да, нашим солдатам в комфортных условиях и воевать-то никогда не приходилось. Достаточно вспомнить годы первой, второй мировых войн или любой вооружённый конфликт.

Ещё раз это доказывает рассказ командира отделения пожарно-спасательной части №12 МЧС России (г. Волгодонск) Алексея Михайловича Филонова, который проходил срочную службу в 2000 году в Чечне, призываясь из ст. Большовская в числе таких же не избалованных жизнью «на гражданке» ребят, вчерашних школьников. Алексей Михайлович признаётся, что до призыва в ряды внутренних войск, автомат он видел только в кино. Но это не помешало ему стать хорошим солдатом, постигая все премудрости ратного дела.

— Вначале нас, новобранцев, отправили в «учебку», располагающуюся в г. Калач-на-Дону. Всё бы ничего, но кормили нас тем, что некаждая бродячая собака есть будет. А ведь никто из нас не был особо привередливым. Подучили и отправили в Чечню. Перед этим мы написали заявления с просьбой отправить служить на защиту конституционного порядка и т.д. А если честно, никто нас сильно и не спрашивал. Кстати, мы тоже неособо возражали: надо — значит надо.

В Грозный приехали в мае, когда уже вовсю бушевала весна. Природа и погода там похожи на наши, но влажность значительно выше. Насколько это плохо мы поняли позднее, когда любой порез или царапина заживают долго и норовят воспалиться и гноиться. А из медицинских препаратов на все случаи жизни в наличии имелись только зелёнка и анальгин, которого вечно не хватало. Принцип оказания помощи был таков — всё само пройдёт и так. С медицинским обслуживанием в Грозном было…  Даже слово «плохо» не передаёт сути происходящего. Таких заболеваний как ангина, отит, грипп, и прочие «популярные» на гражданке не существовало. С чем-то серьёзным отправляли в г. Моздок на вертолётах. Сделать это иным транспортом, из-за напряжённой обстановки в Чечне, было невозможно.

Город лежал в руинах и оценить его красоту мы не могли. Вначале озирались на разрушенные здания как на что-то нереальное, находящееся за гранью разума, потом привыкли. Электричество отсутствовало. По ночам город освещался газовыми «фонарями», представляющими собой задранную вверх трубу, с низким давлением газа, на конце которой горел факел. И небо было всегда светлое от выпущенных ракет. Одним словом — готовые декорации к фильму об апокалипсисе.

Местом нашей дислокации стали здания бывшего автотранспортного предприятия. Освещение, отопление и прочие бытовые «излишества» в них не предусматривались. Отопление — дровами, добыча которых — наша проблема. Из этого затруднительного положения мы выход нашли —  привязывали мину к дереву и подрывали. А как по-другому дерево свалить!? Ничего лучшего мы не придумали. Спустя какое-то время рядом с нами «поселились» омоновцы — и мы у них по-соседски одалживали бензопилу.

С питанием дела обстояли нормально, к тому же, на стихийных рынках можно было купить продукты. Хуже было с водой, которую доставляли только в будние дни. По выходным насосная установка, качающая воду из скважины, не работала и приходилось возить горячую — градусов 50-70 сероводородную воду с гор. От водовозов пар поднимался, пока они её везли. Пить такую воду, конечно, было нельзя — зубы от неё крошились и другие неприятности подстерегали. Но пить-то хочется, а когда очень хочется, о том, что нельзя, стараешься забывать. Это только в поговорке: «Русский солдат шилом бреется, дымом греется» — легко, а на самом деле соблюдать личную гигиену поначалу было достаточно сложно. Но уже через два месяца мы построили себе баню, разобрав для этой цели полуразвалившуюся сараюшку и наковыряв цементу, где только возможно.

Ещё  соорудили печку, которая грела здоровенную ёмкость с водой и пачкой порошка. Дело в том, что вещи мы не стирали, мы их кипятили в этой ёмкости. Насекомые, знаете ли… На этих, так сказать, общественных работах трудились все. Отлынить было просто нереально: не та обстановка. Лоботрясы и лентяи быстро в Чечне становились трудяшками. Нам, парням из сельской местности, было легче, потому, что дома приходилось похозяйству помогать и навыки были. О дедовщине в армии знаю по рассказам товарищей, служивших на мирной земле. А в Чечне, откуда дедовщине взяться, если у каждого боевое оружие под рукой и у любого могут сдать нервы. Да и в бою кто разберёт, откуда прилетела пуля — от врага или обиженного молодого. За 10 месяцев службы проявлений дедовщины я не заметил.

Занимались мы в Грозном разминированием улиц и зачисткой участков от боевиков, террористов, которые не выходили к нам радостно навстречу с поднятыми руками, чаще оказывали сопротивление. И не всегда удавалось захватить их живыми. Что поделать — на войне, как на войне. У нас тоже шанс был немалый и на мине подорваться при разминировании, и пулю получить на зачистках. Но Бог миловал: все наши остались живы. Погиб один офицер, но не на задании, а по чистой случайности.

О том, что я служу в Чечне, родители узнали месяца через четыре. Письма шли долго, писать откровенно о службе мы не хотели и не могли — все знали о существовании цензуры. Я был совершенно не против разумной цензуры — зачем понапрасну расстраивать близких.

Для местного населения, как мне кажется, мы — люди другой веры, с иными жизненными ценностями, были чужаками. Ненависть в лицах, взглядах, словах проступала отчётливо. Мы к ним негативных эмоций не испытывали, но опасались. Вообще, Чечня — это страшно, опасно и оттуда можно было вернуться с наградами, вручёнными посмертно. Я осознал это только дома. Самое запоминающееся событие и самое радостное за всё время службы — приземление вертолёта МИ-8 в аэропорту Северный и уверенность, которой не было до последней минуты — я лечу домой.

Прошло 20 лет, и я стараюсь не вспоминать те события, но человек не властен над снами. И мне временами снится служба в Грозном. Некоторые мои друзья ездили туда после войны, рассказывали каким красивым и величественным стал город. Меня к этому могут подтолкнуть только какие-то чрезвычайные, непредвиденные обстоятельства. По доброй воле не хочу возвращаться в Чечню даже в качестве туриста.

Армия — хорошая школа жизни. Но пусть парни получают теоретические знания. Уверен, если выпадет на их долю, такое как нам, они справятся не хуже. Мы тоже не были ура-патриотами, не кричали на каждом углу о своей любви к Родине. Но потребовалось — и мы выполнили свой долг. Сейчас мы можем рассказать, как было трудно, но мы не жалуемся на трудности. Трудно? А как должно быть во время боевых действий? Мы же российские солдаты, а не отдыхающие в санатории, — подытожил свой рассказ А.М. Филонов.

Н. Парфенова

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.

Перейти к содержимому