Творчество наших читателей
Выпрыгнув из облаков, быстрый «мессершмит», как коршун пролетел над идущим обозом; посчитав добычу ничтожной, «герой воздуха», недовольно рыча, растворился в небесах. Лошадь, напуганная стальной машиной, оступилась и сорвалась ногой в придорожную канаву. Телега и «окаменевший» от страха Пашка последовали вслед за нею. Не найдя опоры, лошадь грузно села на задние ноги; громкое конское ржание резануло слух. Опомнившись, Павел подлетел к гнедой, освободил её от упряжи и, ласково похлопав по холке, отвёл в сторону. Лошадь заметно хромала.
— Ну, что ты, родная, — прильнув к животному всем телом, прошептал Пашка.
— Хорошо идём пустыми, даже фашист улетел от нас, — немного заикаясь, прокричал бегущий на помощь Витька. Он погрозил облакам, и, чтобы «наверху» не решили вернуться, со всего маху ударил стоявшую вверх колесами телегу. Выпустив пар, Витька подошёл к товарищу. Они сели на седую полынь, веточки которой паук-труженик обмотал липкой паутиной, и с наслаждением, каждой живой клеточкой, стали впитывать горький вкус неприметной травы. Из-под огромного белого камня за миром робко наблюдал перестоявшийся чабрец; его сладкие нотки тонкой нитью вливались в чарующий степной коктейль, создавая в прозрачной воздушной чаше поистине волшебный аромат. Мокрые спины солдат холодил ветерок. Засыпая на ходу, южный ветер нехотя перемешивал воздушные слои, отчего температура летнего дня росла с каждым часом. Вспоминая отчий дом, молодые бойцы молча смотрели на выжженную солнцем и войной бескрайнюю степь, которая далеко-далеко, где-то у края Земли соединялась с небом.
Вечером, чтобы порадовать свою любимицу, Пашка притащил полное ведро овса. Подслеповатая гнедая, не ожидая от человека такой глупости, резко окунула в цинковое ведро голову, осыпая себя и всё вокруг сухим кормом. Павел, вынимая намертво вцепившиеся в гимнастерку овсяные семена, чертыхался. Старая кобыла хотя и славилась упрямым нравом, однако, Пашке прощала многое. Стоило солдату рассердиться на неё, как лошадь тут же принималась жевать край его гимнастёрки, прося прощения. Пока Пашка боролся с приставучим овсом и бранил лошадь, Витька беззаботно лежал на телеге. Держа, белыми крепкими зубами полевую травинку, он подпевал чёрному репродуктору, из которого на всю роту разлетался голос Марка Бернеса.
— Пашка! — очнувшись от грёз, крикнул Витька, — Марк Бернес! Звучит, да? Я внука назову Марком.
— Марк с Погорелова театра, — рассмеялся Павел.
— Ничегошеньки ты не понимаешь. Марк Погорелов! Звучит!
— А почему внука назовёшь, а не сына, — продолжал подтрунивать над товарищем Пашка.
— А сыновей я назову, (Виктор вдруг стал совершенно серьёзным) в честь погибших одноклассников.
— Правильно, — тихонько сказал Пашка. Затем, ломающимся от волнения голосом, добавил: «Только доживём мы до победы?». Он обнял своими длинными руками голову лошади и, глядя ей в глаза, серьёзно спросил: «Доживём?». Гнедая, вырываясь из Пашкиных объятий, замотала головой.
— Вот и лошадь не знает, — с горечью произнёс он.
Пройдут сутки — и лошадь Павла будет убита бомбой с пикирующего на них самолёта. Железная смерть прямым попаданием ударит в гнедую, оставив на земле, только дымящуюся воронку. Пашку смертельно ранят в тот же день.
…Витька, держа товарища за плечи, монотонно повторял: «Всё будет хорошо, всё будет хорошо». Пашкина голова всё время запрокидывалась, зрачки быстро двигались под веками. Вдруг он открыл глаза.
— Говорят, человек перед смертью видит всю свою жизнь, а у меня перед глазами танки, танки, танки. Как ты думаешь, мы победим? Он стал медленно оседать — его тело налилось свинцом, превратившись в памятник. Прижавшись к товарищу, Витька плакал, размазывая по лицу слёзы и удушающую копоть от горевших машин.
После того, как немецкие бомбардировщики перепахали землю до самого Дона, опять ударили танки.
— Снаряды, давай снаряды, — пронзительно кричал командир артиллерийского расчёта, не осознавая, что в живых уже никого нет. Он сидел на горячей земле, сжимая обожжёнными пальцами голову — по его рукам текла вязкая, грязного цвета, кровь. Погорелов положил на покрывающуюся оспами землю Пашку и, шатаясь от горя, пошёл к орудию. Страха не было, потому что он не думал о смерти.
— За Родину! — крикнул Витька, вставляя снаряд. Лейтенант молчал.
— Приказывайте, — Погорелов строго посмотрел на командира расчёта. — Приказывайте, — повторил он.
Немецкие танки то и дело прорывались в глубину позиций. Переворачивая гусеницами серо-рыжую землю, многотонные машины-убийцы безжалостно поливали огнём растоптанные окопы. В ста метрах немецкий танк, вскарабкался на железнодорожную насыпь; разворотив будку путевого обходчика, он уже приготовился спрыгнуть на землю, но от точного Витькиного попадания, так и остался болтаться на груде битого кирпича. Мотор пылающего танка продолжал работать, и гусеницы «тигра» ещё долго «маршировали» по воздуху, пока окончательно не замерли.
Со второй половины дня стал затихать бой справа, а к заходу солнца — и слева. Только орудие лейтенанта и солдата Погорелова продолжало сражаться. Приказ: «Ни шагу назад!» — на сегодня они выполнили.
Когда стих бой, и, наконец, наступила тишина, Витька подумал, что он оглох, но это была, действительно, тишина. Погорелов с лейтенантом ничего не ели, но есть хотелось меньше, чем спать. Перед тем, как впасть в забытье, каждый из них подумал: «Завтра пойдут новые танки, соседей давно не слышно, снаряды на исходе, продержимся час, а что дальше?». Они лежали на остывающей земле; повязка, которую Витька наложил лейтенанту неумелой рукой, ещё крепко держалась у командира на голове.
Погорелов проснулся от странных звуков. «Фить-фить», — раздавалось, где-то, совсем рядом. Как оказалось, это в железнодорожную гальку ныряли пули. Одна из них, скользнув по насыпи, пролетела рядом с ним — Витька всем телом прижался к земле. Вдали, вдоль сгоревшего поля, шла немецкая пехота.
— Лейтенант, уходить надо, лейтенант! Витька толкнул командира — тот медленно стал заваливаться на бок.
То, что солдат Погорелов избежал плена, было, поистине, божьим провидением. Он шёл к Дону голодный, смертельно уставший, отлеживаясь во время бомбёжек в канавах. Вражеские самолеты гудели и гудели над его головой; они, как и солдат, стремились к Дону.
Уставшее за день солнце лениво катилось к горизонту; задремав, сонное светило на мгновение замерло. От солнечного замешательства весь западный край неба тут же запылал огненно-золотыми красками. Однако, сонное солнце быстро опомнилось, и горячие тона неба в миг превратились в дымно-красные, а затем и в тёмно-бордовые цвета. Лишь на самом верху, как и прежде, неровные края облаков отливали серебром. Мгла, завладевшая прибрежным камышом, водой, воздухом, накрыла всё ночной прохладной. Погорелов лежал в камышах и ждал, когда наступит спасительная для него темнота.
Он схватил проплывающее мимо бревно, с разбитого, где-то вверху по течению плота, бросил на него мокрую шинель, которая уже приготовилась утащить его на дно, и поплыл. Холодная вода сводила судорогой ноги, руки оцепенели и с трудом держались за мокрое, наспех обтёсанное дерево. В порыве полного отчаяния Погорелов — боец Красной армии неумело поднёс ко лбу три перста и крикнул озаряющейся ракетами темноте: «Господи, спаси!».
…Сколько за эти дни было убито рядом с ним людей, а он лежит на левом берегу Дона без единой царапины. Не дав себе времени на отдых, солдат поднялся и пошёл.
— Боец, пройдите! Погорелов вошёл и, обратившись по всей форме, положил документы на стол. Капитан посмотрел красными, от бессонной ночи, глазами сначала на документы, а потом на него самого. У Виктора закружилась голова, перешедшая все границы усталость, стала заваливать его на земляной пол. Капитан, выскочив из-за стола, бросился к Погорелову.
— Ну, что ты, сынок, — не зная, что ещё сказать, капитан погладил Виктора по голове. — Иванов! — крикнул он. В комнату вбежал солдат.
— Устрой бойца поближе к кухне. Иванов, как положено солдату при штабе, завертелся словно юла.
Солдат Погорелов Виктор Николаевич 1925 года рождения, освобождая Родину и Европу от фашистских захватчиков, с боями дошёл до Берлина, там и встретил долгожданную весть о полной немецкой капитуляции. С 1945 по 1949 год проходил срочную службу на Западной Украине.
Елена Квасова, х. Потапов.